«Черкесский вопрос» как историко-политический феномен, - А. Х. Боров

Одна из актуальных этнополитических проблем современной России рассматривается в работе как сложный историко-политический феномен. Осуществлен сравнительный анализ исторических ситуаций, в которых наличный политический статус Черкесии и/или черкесов оспаривался и становился предметом взаимодействия различных политических акторов.

Охарактеризованы факторы актуализации, содержание, контекст и динамика современного «черкесского вопроса». Дальнейшие перспективы связываются в работе с поиском основы его решения в сфере современных процессов глобализации, определяющих общие и для России и для черкесского сообщества условия существования и возможности развития на путях модернизации и демократизации.

ПРОБЛЕМА И ПОДХОД

В течение нескольких последних лет «черкесский вопрос» неизменно присутствует в региональном, российском и международном информационном пространстве. Он стал предметом активного обсуждения в историко - политической публицистике и аналитике. Старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН Н. Нефляшсва недавно высказала мнение, что определение понятия «черкесский вопрос» стало актуальной проблемой современной политологии. Отметив, что на сегодняшний день ни в одной отечественной академической публикации не существует определения этого явления, она приводит как пример наибольшего приближения к пониманию «черкесского вопроса» определение «черкесского фактора» в экспертном докладе А. Скакова и Н. Силаева: - Под «черкесским фактором» обычно понимают влияние этнической солидарности черкесских (абхазо-адыгских) народов, имеющих свою государственность в составе Российской Федерации, а также крупных черкесских диаспор (Турция, Иордания, Израиль, Ливан, Египет) на политические, социальные и культурные процессы как в Кавказском регионе, так и в странах компактного проживания черкесов.[1]

Далее Н. Нефляшева указывает на три темы, неизменно присутствующие в текстах, формирующих смысл "черкесского вопроса".

Первая - необходимость осмысления характера и последствий военных действий Российской империи в ходе Кавказской войны как геноцида по отношению к коренному населению -адыгам (черкесам).

Вторая - юридическое обеспечение возможности репатриации адыгов диаспоры на историческую родину.

Третья - в долгосрочной перспективе возможность объединения части территорий трех субъектов РФ - Адыгеи, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, а также территории, населенной шапсугами Причерноморья, в единый субъект в рамках Российской Федерации - Черкесию .[2]

Старший научный сотрудник ЮНЦ РАН О.М. Цветков полагает, что термином «адыгский (черкесский) вопрос» можно условно объединить наиболее актуальные для адыгских (т.е. адыгейских, кабардинских и черкесских) этнических активистов проблемы, которые в форме политически окрашенных требований активно транслируются ими в публичное социально-политическое пространство и находят сочувствие и отклик в адыгской этнической среде. В содержание «адыгского вопроса», помимо указанных выше трех тем, он включает и более локальные проблемы, актуальные для части адыгов КЧР и КБР.[3, с. 97-98]

Ведущий научный сотрудник ЮНЦ РАН С.Я. Сущий предлагает различать в составе проблемного комплекса, обозначаемого как "черкесский вопрос" "общечеркесские" проблемы и проблемы отдельных республик. К числу общечеркесских он относит проблему признания Россией геноцида адыгов во время Кавказской войны; вопросы, связанные с переселением и натурализацией в РФ зарубежных черкесов (потомков мухаджиров XIX в.); а также проблему создания общей -адыгской» республики в составе РФ, которая объединяла бы Адыгею, Кабардино-Балкарию, часть территории Карачаево-Черкесии. Краснодарского и Ставропольского краев. По его оценке, из двух выделенных проблемных блоков именно общеадыгский в настоящее время имеет очевидный международный резонанс, концентрирует основной конфликтогенный потенциал, опасный дня РФ.[4]

Ведущий научный сотрудник Центра социально-политических исследований КБНЦ РАН А.В. Кушхабиев дает определение «черкесского вопроса» с учетом его исторического измерения: «В разные периоды в разных странах под дефинициями «черкесская проблема» и «черкесский вопрос» понимались проблемы, связанные с государственным правовым статусом Черкессии, а позднее с правовым статусом черкесских диаспор в Османской империи и в странах, образовавшихся после её распада». Современное состояние «черкесского вопроса» он также характеризует через его тематическое содержание: «В начале XXI в. эти дефиниции стали использоваться для обозначения проблемы признания руководством РФ и международными организациями (OHH, ООН и др.) факта геноцида черкесского (адыгского) народа, совершенного царской Россией в конце XVIII-XIX в., и предоставления зарубежным черкесам права на беспрепятственную репатриацию» .[5, с. 247]

Но важно заметить, что неизменно воспроизводящиеся тематические аспекты «черкесского вопроса» включаются в существенно различный дискурсивный контекст.

С одной стороны, в публицистике современный «черкесский вопрос» прямо отождествляется с «трагическими проблемами черкесского народа», которые носят исторически заданный объективный характер. «Они возникли еще в результате Кавказской войны 1763-1764 г.г. и с тех пор так и остались неразрешенными». Их суть в том, что черкесы находятся в положении рассеянного но всему миру этноса, демографических его «огрызков» как в мире, так и в России, где они оторваны друг от друга лоскутными автономиями на Северном Кавказе.[6]

О том же говорил руководитель организации «Черкесский конгресс» в Кабардино-Балкарии Р. Кеш: «История современного «черкесского вопроса» восходит к Русско-Черкесской войне 1763-1864 гг., в результате которой Страна адыгов - Черкесия - исчезла с карты мира; черкесский (адыгский) народ подвергся геноциду со стороны Российского государства и был изгнан с исторической Родины, потеряв население и большую часть территории... Под справедливым решением -черкесского вопроса» понимается реализация гарантированного международным правом естественного права черкесского (адыгского) народа жить на своей земле единой нацией».[7]

С другой стороны, отдельные аспекты «черкесского вопроса», особенно тема геноцида, в связи с сочинской Олимпиадой рассматриваются как антироссийский политический проект радикального крыла черкесских национальных организаций и внешних сил, враждебных России, проект, не имеющий под со­бой объективных исторических оснований.[8]

Профессор ИППК Южного федерального университета И.П. Добаев рассматривает «черкесский вопрос» как элемент американского геополитического мегапроекта на Кавказе (Северном и Южном), который реализуется, в том числе, с использованием сетецентричных операций (сетевых войн), частным видом которых выступают «цветные революции». Органичная часть Кавказа - Северо-Западный Кавказ является одной из площадок ведущейся против России сетевой войны. Для осуществления инфор­мационных войн и сетецентричных операций нужны информационные поводы - реальные или сконструированные. Одним из таких поводов для Северо-Западного Кавказа является Олимпиада, кото­рая должна пройти в 2014 г. на территории Сочи и Красной Поляны. Речь идет о событиях почти 150-летней давности, о ходе и итогах Кавказской войны (ISIB-1864 гг.). Раздувая события давно минувших лет. геополитические недруги России стремятся вбить клин между различными народами, населяющими нашу страну, углубить кризис идентичностей, затормозить процесс становления и развития единого российского гражданского общества, единой российской гражданской нации.[9, с. 39-41]

Указывается также, что хотя термин «черкесский вопрос» стал получать большое распространение и обрел, таким образом, некую «легитимность», на самом деле подавляющая часть адыгейцев, кабардинцев и черкесов не рассматривают в качестве «самых актуальных для их жизни требования признания геноцида адыгов, переселения на российский Кавказ иностранцев кавказского происхождения». «Актуальным содержание -черкесского вопроса» является преимущественно для этнических антрепренеров, активистов и эт но идеологов, концентрирующихся в основном в этнических организациях или вокруг них».[10]

В экспертной среде высказываются и суждения промежуточного толка о том, что. скажем, «черкесский вопрос» в большей степени - вопрос нравственный или о том, что обсуждение темы геноцида допустимо в научной среде, но не должно выноситься на политический уровень.[11]

Доцент ЮФУ В.Ф. Патракова и директор Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСГШ РАН В.В. Черноус дали аналитически дифференцированное представление «черкесского вопроса». Они определяют его как проблему «на стыке исторического и политического», которая возникла в начале 90-х гг. XX в. и стала одним из факторов этнической мобилизации и консолидации адыгейцев, кабардинцев и черкесов в одну адыгскую этнонацию. а вместе с черкесской диаспорой - во всемирную черкесскую нацию.

В научном дискурсе, отмечают они, «черкесский вопрос» охватывает ключевые проблемы истории адыгов, причем системообразующим фактором в «новом» прочтении истории адыгов становятся Кавказская война и мухаджирство. Это масса сугубо академических вопросов, нуждающихся в широком, неполитизированном обсуждении кавказоведами, которые не должны замыкаться в своих группах по «интересам».

Политическое измерение «черкесского вопроса» названные авторы видят в конструировании с опорой на гуманитарные науки (особенно историю) единого адыгского народа и на этой основе в изменении административно-территориального устройства Северного Кавказа, создании единого адыгского субъ­екта Российской Федерации и государственной поддержке репатриации потомков адыгских мухаджиров.

И, наконец, «черкесский вопрос» получил новый импульс, но уже исключительно как форма информационной атаки на имидж Российской Федерации и попытка создания угрозы срыва Зимних Олимпийских игр в 2014 г. в Сочи. Новая ипостась «черкесского вопроса» связана с деятельностью режима М. Саакашвили в Грузии после фиаско его военной авантюры в Южной Осетии, подчеркивают В.Ф. Патракова и В.В. Черноус.[12, с. 8-16]

Таким образом, большинство экспертов определяют природу «черкесского вопроса» через его историческое и политическое содержание. Разумеется, аналитическое значение их работ не исчерпывается приведенными выше общими определениями и оценками. Но представляется, что непосредственное отождествление политического содержания «черкесского вопроса» с историей, равно как и полное подчинение исторических интерпретации политическим соображениям, ограничивают возможности системного анализа.

В настоящей работе делается попытка различить исторический, политический и системно-аналитический подходы к «черкесскому вопросу». Они, конечно же, тесно взаимосвязаны, но это не значит, что можно подчинять один из них другому.

Интерпретация «черкесского вопроса», базирующаяся на определенной оценке истории и актуального положения черкесов в России и за рубежом, целиком относится к сфере практической политики. Она выливается в признание или отрицание объективного существования «черкесского вопроса», в утверждение определенной трактовки его содержания, в отстаивание определенной политической позиции, в обоснование определенного его решения или отсутствия необходимости что-либо решать. В этом случае исторический или политологический анализ носят сугубо прикладной характер, подчиняются тем или иным политическим интересам, придавая этим интересам «объективный» характер.

Аналитически продуктивным представляется более широкое понимание объективности «черкесского вопроса». С исторической точки зрения, дело не сводится к тому, насколько «объективно» он интерпретируется той или другой стороной, важно, что имеется круг реальных явлений и фактов прошлого и настоящего, на основе которого строятся их «субъективные» опенки. Исторический подход к проблеме в этом случае имеет целью получение достоверных данных о конкретных обстоятельствах тех исторических явлений, которые ассоциируются с современным «черкесским вопросом», независимо от того, какие выводы для него следуют из этих данных. С политической точки зрения важно, что «субъективная» или даже «неправильная» позиция других является для каждого участника объективной реальностью, которая ограничивает его возможности, которую он должен учитывать при построении собственной политики. Таким образом, аналитический подход нацелен не на выявление «сущности» и «правильного» понимания «черкесского вопроса», а на фиксацию характеристик его наблюдаемого состояния, факторов и тенденций его динамики. Результаты такого изучения не могут целиком уместиться в рамки ни одной из существующих политических стратегий, но могут учитываться всеми заинтересованными сторонами и способствовать сближению их позиций.

Системно-аналитический подход может быть последовательно реализован, если исходить из максимально обобщенного понимания «черкесского вопроса». О «вопросе» в общественно-политической жизни обычно говорят в тех случаях, когда статус (положение, ситуация) некоего объекта или субъекта отношений является в данной их системе формально неопределенным, неустойчивым либо спорным. Помимо объекта или субъекта, составляющего собственно предмет вопроса, в эту систему отношений вовлечено, как правило, еще несколько участников. Неопределенность или неустойчивость ситуации составляют необходимое, но недостаточное условие возникновения того или иного «вопроса». Если статус-кво никем не оспаривается, вопроса нет. Он превращается в реальность, когда его кто-нибудь «ставит», «поднимает» и остается он на повестке дня до тех пор, пока для каждого из участников одностороннее его решение в своих интересах невозможно или сопряжено со значительными издержками и риском, либо пока не будет найдено согласованное решение, удовлетворяющее основных участников процесса.

С использованием предложенных критериев понятие «черкесский вопрос» в самой общей форме может применяться для обозначения исторических ситуаций, в которых наличный политический статус Черкесии и/или черкесов оспаривается и становится предметом взаимодействия (дискуссии, конфликта, сотрудничества) но меньшей мере двух политических акторов, независимо от того, используется ли при этом соответствующий термин.

При таком подходе «черкесский вопрос» получает представление не как обсуждаемый предмет, а как «ситуация обсуждения» этого предмета. И в этом качестве он возникает в истории не впервые.

"ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" В ИСТОРИИ: ИСХОДНАЯ ФОРМА

Если говорить не в терминологическом, а в содержательно-политическом плане, «черкесский вопрос» возникает в середине XVI в, как вопрос о международно-политическом статусе тех или иных адыгских территориально-политических образований в системе отношений России, Османской Турции и ее вассала Крымского ханства. С одной стороны, адыгские феодальные владения пользуются в таких условиях определенной свободой маневра и выбора привилегированного партнера, с другой - названные выше державы предъявляют претензии на покровительство, преимущественное влияние либо прямое господство над ними. Конфликты основных субъектов данной системы отношений и ее эволюция в конечном счете и привели к результатам, которые лежат в основе дискуссий по современному «черкесскому вопросу».

С 1560-х гг. в фокусе дипломатического противоборства и военно-политической активности держав оказывается Кабарда. «Кабардинский вопрос» вычленяется из общеадыгского контекста, приобретает самостоятельное значение, но одновременно остается частью более широкого Кавказского вопроса. Международно-правовая фиксация, а затем и решение «кабардинского вопроса» приходятся на XVIII в. По Белградскому договору 1739 г. Россия и Турция признают Большую и Малую Кабарду «вольными», нейтральной буферной зоной - «барьерою» между владениями двух империй. По договору 1772 г. Крымское ханство признает Большую и Малую Кабарду состоящими «в подданстве Российской империи». Наконец, Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. фиксирует отказ Турции от вмешательства в определение статуса Большой и Малой Кабарды, т.е. фактическое признание их принадлежности России.[13,14,15,16,17]

Международно-правовое решение «кабардинского вопроса» не снимало для России проблему установления надежного контроля и имперского судебно-административного порядка на территории Кабарды. Потребовалось еще полвека, чтобы с использованием методов военно-политического давления, карательных экспедиций, экономической блокады решить эту проблему. Характерно, что завершающий этап этого процесса в первой четверти XIX в. сопровождался подлинной демографической катастрофой. Вследствие происходившего с начала XIX в. переселения кабардинцев за Кубань, многочисленных карательных экспедиций и опустошительной эпидемии чумы население Кабарды сократилось в разы.

С начала XIX в. Российская империя приступает к присоединению Закавказья, что обостряет противоречия с Турцией, в том числе и на Северо-Западном Кавказе. По Адрианопольскому договору 1829 г. Турция признала, что «весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани Св. Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи». С точки зрения российских правящих кругов они обрели международно-правовое основание для установления своего суверенитета над «закубанскими» черкесами. Но в действительности это привело только к смешению фокуса «черкесского вопроса» с Кабарды на Западную Черкесию. Черкесы не желали признавать над собой власти Российского императора и вступили на путь вооруженного сопротивления. Англия не признавала правомерности условий Адрианопольского договора и открыто настаивала на независимости Черкесии. Турция негласно поощряла черкесское сопротивление. «Черкесский вопрос» стал одним из элементов восточного вопроса в международной политике второй трети XIX в. При этом он, как ранее «кабардинский вопрос», не имел общеадыгского масштаба. Его объем определялся не этническими, а геополитическими факторами, а динамика зависела от соотношения сил держав и эффективности черкесского сопротивления. Несмотря на поражение России в Крымской войне, попытки Англии на Парижском конгрессе 1856 г. включить в общее урегулирование решение «черкесского вопроса» оказались безуспешными. Тем самым в международно-политическом плане «черкесский вопрос» был снят с повестки дня, поскольку никто, кроме самих черкесов, не оспаривал теперь условия Адрианопольского мира. Но вновь, как и в случае с Кабардой после 1774 г., России еще предстояло военной силой утвердить свое господство в Черкесии. Завершение Кавказской войны, сопровождаемое масштабной этнической чисткой и массовым изгнанием черкесского населения Северо-Западного Кавказа, подвело черту под «черкесским вопросом» в его первоначальной форме.[18,19,20,21,22,23]

Таким образом, для бытования ранней формы «черкесского вопроса- характерно было то, что адыгский мир обладал фактической самостоятельностью, его внутренняя жизнь регулировалась собственной этносоциальной и этнокультурной традицией, и в этом смысле для черкесов не существовало «черкесского вопроса». Скорее, для них возникали «крымский», «османский», «русский» вопросы, суть которых сводилась к тому, как сохранить социально-политический статус-кво и свою независимость. Черкесский же вопрос как оспариваемый статус черкесов инициировался внешними силами. Поскольку они преследовали геополитические цели, то «черкесский вопрос» практически никогда не определялся в этнических терминах и не привязывался ко всей исторической области Кавказа, населенной черкесами, - Черкесии - как к целостной территориально-политической единице. Предметом противоборства держав оказывались либо более широкие (Кавказ, Северный Кавказ), либо более узкие (Кабарда, Западная Черкесия) политико-географические и этнополитические единицы.

"ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС" В ИСТОРИИ: ОФОРМЛЕНИЕ СТРУКТУРЫ

Историческая ситуация, в которой оказались адыги после завершения Кавказской войны, демонстрирует, что актуализация того или иного «вопроса» определяется не тяжестью положения соответствующего субъекта, а его способностью активно добиваться изменения своей судьбы или наличием иных сил, заинтересованных в открытой -постановке» данного вопроса и располагающих необходимыми для этого средствами влияния.

Черкесы в Российской и Османской империи не имели реальных сил и возможностей для активной и массовой борьбы за свои интересы, и политическое «национальное движение» черкесов не развернулось ни в той, ни в другой империи. При этом надо учитывать, что термин «черкесы» в Османской империи применялся для обозначения представителей всех северокавказских диаспорных групп, хотя количественно среди них преобладали выходцы с Северо-Западного Кавказа.[24,25]

Применительно к России можно говорить о пассивном сопротивлении, об «уходе» малых групп черкесов в Османскую империю в надежде на лучшую долю и сохранение своей культурной и религиозной идентичности (позднее мухаджирство), о постановке адыгскими либерально-просветительскими кругами проблем социального и культурного развития и более эффективной интеграции черкесов в социально-политическую систему Российской империи.

В Османской империи аналогичные цели просвещения и социально-культурного развития преследовал ряд черкесских организаций, возникших после младотурецкой революции 1908 г. В частности, цели «утверждения и укрепления торговых, промышленных и аграрных отношений и обеспечения нашего мак­симального продвижения вместе с другими османскими народами по пути прогресса» провозглашало Черкесское общество единения и взаимопомощи (ЧОЕВ)[26, с. 146]

Вместе с тем, отмечает А.В. Кушхабиев, лидеры ЧОЕВ осознавали невозможность полноценного развития этноса в условиях диаспоры и ставили в качестве главной цели реэмиграцию черкесов на Северный Кавказ. Эта цель подразумевала отторжение Северного Кавказа от Российской империи и согласовывалась с внешнеполитическим курсом младотурков, построенном на доктрине пантюркизма.[27, с. 107-108]

Со своей стороны, Г.В. Чочиев фиксирует «достаточно выраженные этнореваншистские устремления» немалой части лидеров и рядовых членов северокавказской диаспоры. Их суть он видит в ожидании возможностей для реинтеграции диаспоры с освобожденной от российского господства родиной на основе какой-либо формы ее политического альянса с Портой, а при наиболее благоприятных условиях - репатриации на Кавказ зарубежных черкесов.[26, с. 59]

Ученый-историк и президент Международной черкесской ассоциации в 2006-2009 гг. К.Ф. Дзамихов обобщает: «Представления об исторической родине на Кавказе, передаваемые в диаспоре от одного поколения другому, любовь к родному отечеству и при малейшей возможности стремление вернуться на родину - все это постепенно сложилось как национальная черкесская идея, объединявшая адыгские этнические группы в единое целое в странах проживания. [37, с. 5-6 ]

Теоретически эти устремления и «черкесский вопрос» в целом могли перейти в практическую политическую плоскость в ситуации острого международного кризиса, конфликта, войны, в которую оказались бы вовлечены эти страны, либо в ситуации глубокого внутреннего кризиса, революции, государственного распада. Совпадение такого рода внешних и внутренних факторов имело место в период первой мировой войны и в России, и в Турции.

Военные и политические круги Османской империи в ходе войны предпринимали попытки не только военного, но и политического использования кавказских диаспор с перспективой возбуждения антироссийского движения на Кавказе и создания здесь конфедеративного государства - сателлита Турции и Австро-Германского блока. Для этого на протяжении войны был создан ряд организаций, деятельность которых имела определенный международный резонанс. В условиях войны они могли действовать на международной арене только под эгидой и контролем османских властей. Но «черкесская тема» формулировалась представителями интеллектуальных элитных слоев диаспоры и не сводилась к подкреплению военно-политических целей Турции. Она отражала реальный исторический опыт и их собственные представления и стремления.

Инициировал и курировал эту деятельность черкес по происхождению маршал и сенатор Фуад-паша. А выступление представителя черкесов Исмаила Беданока на третьей конференции «Союза национальностей», состоявшейся в Лозанне 27-29 июня 1916 г., воплотило в себе то, что можно было бы назвать «феноменологией черкесского вопроса». Им были затронуты темы, которые формируют неустранимую внутреннюю структуру, концептуальное пространство, в котором движется всякий дискурс о «черкесском вопросе». Эти темы и сегодня оказываются на слуху, когда обсуждается история российско-кавказских отношений. И. Беданок подчеркивал, что присоединение Кавказа к России есть результат завоевания, не имеющего «ни одного легального и логического довода», способного его оправдать; что Черкесия до завоевания представляла собой одну страну, которую Россия первым же ударом разделила на две части - Западную и Восточную Черкесию; что методы ведения войны были чрезвычайно жестокими и сопровождались уничтожением сел, разграблением имущества, убийством женщин и детей, истреблением и массовой гибелью населения от голода и холода; что период между 1858 и 1864 гг.. был временем наибольших жестокостей русских, когда Россия вышвырнула за пределы их собственной родины 750 тысяч жителей Западной Черкесин. И. Беланок, понятным образом, не употребляет термин «геноцид». Но он вводит проблему в масштабный исторический контекст: «Со­временный цивилизованный мир всегда проклинает римских императоров Тита и Веспасиана, изгнавших народ Израиля с родины их предков и рассеявших его по четырем краям Римской империи. В XIX веке московиты совершили еще более отвратительное деяние, рассеяв народ, единственная вина которого заключалась в том, что он хотел сохранить свою политическую и национальную свободу-. Характеризуя современную (на начало XX в.) ситуацию, он утверждал, что господство России в стране направлено на то, чтобы ассимилировать население - «уничтожить национальный характер ее обитателей».

В заключение Исмаил Беданок заявил, что «черкесский народ требует справедливой оценки мучений, которым он подвергается в течение века, а также того, чтобы он был освобожден от московского ига, стремящегося к его полному уничтожению».

Важно отметить, что все указанные темы и требования не обозначались терминологически как «черкесский вопрос». И. Беданок подчеркивал этнографическое и религиозное единство большинства народов Кавказа. Резолюция Кавказского комитета в Оттоманской империи от 15 октября 1915 г. просила «у имперского правительства Германии его мощную поддержку для осуществления национального идеала кавказцев, заключающегося в создании нового государства».[28]

Но из феноменологии «черкесского вопроса» нельзя устранить и тот контекст, в котором он актуализируется. Ведь доминирующим фактором его восприятия российским государственным сознанием является именно контекст. И здесь нельзя отвлечься от того факта, что инспирировался и использовался он откровенно враждебными державами, находящимися на тот момент в состоянии войны с Россией.

В дальнейших событиях обсуждаемого в этом разделе периода, связанных с поражением в войне, революциями и распадом Российской и Османской империй, «черкесский вопрос» не приобрел четко выраженного этно-национального определения именно как «адыгский» и в таком виде не возникал как самостоятельная и сколь-нибудь значимая политическая проблема.

Национально-демократическое движение, оформившееся на Северном Кавказе после Февральской революции и воплотившееся в Союзе объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана, строило свою политическую программу на идее демократического федерализма для России и для Северного Кав­каза. Артикуляция в ее рамках отдельных «этнонациональных» политических программ была бы разрушительна для основополагающих принципов движения. Черкесские деятели - участники движения - ни в период деятельности Союза (1917), а затем Республики Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана (1918-1920), ни впоследствии не привносили в его повестку дня «черкесский вопрос» в какой-либо форме.[30, р. 45-43]

В этнополитических процессах, развивавшихся в Кубанской и Терской областях вполне автономно на протяжении примерно года (март 1917 - март 1918). не прослеживаются мотивы черкесского ирредентизма или независимости. Для групп черкесского населения Майкопского и Екатеринодарского (условно - будущая Адыгея), Баталпашинского (условно - будущая Черкесия) отделов и Кабарды более насущными были вопросы регулирования их отношений с ближайшими соседями - казаками, ногайцами, абазинами, карачаевцами, балкарцами, осетинами, ингушами.

В 1921-1922 и 1926-1928 гг. местная советская элита сыграла довольно активную роль в создании Кабардинской (затем Кабардино-Балкарской), Адыгейской и Черкесской автономных областей, но нет свидетельств постановки ими вопроса об объединении черкесов в рамках единого политико-административного образования. Отсутствовало также какое-либо «несистемное» национальное движение в черкесской среде. Суждения о том, что советская власть целенаправленно и «искусственно» разделила «единый этнос» между тремя национально-государственными образованиями не имеют убедительных подтверждений и основаны на экстраполяции в прошлое современных этноидеологических представлений. Территориально и административно черкесы были разделены еще в ходе Кавказской войны, и такая проблема (т.е. «черкесский вопрос») перед советской властью просто не возникала. Что же касается национальной политики большевиков в 1918-1922 гг., то речь тогда шла не о том, что каждый «этнос» может иметь свою «государственность», а о том, что каждый народ должен принять советскую систему. То, что в последующей советской политико-правовой и историо­графической традиции закрепилось как «национально-государственное строительство на Северном Кавказе», в реалиях начала 1920-х гг. представляло собой «советское строительство» в национальных областях региона. Советскую национальную автономию специалисты того времени определяли как «местную советскую власть в руках национальных низов», а понятие «национальная государственность» вошло в советскую государственно-правовую теорию только в середине 1960-х гг..[31, с. 32,37]

Автономные национальные области создавались не в целях формирования «национальной государственности», их территориальные пределы определялись не на основании «исторических территорий» того или иного народа, а по фактическому расселению национальных групп, по актуальным этнографическим границам. Для черкесов они сложились как результат демографической катастрофы в ходе Кавказской войны, последующих перемещений населения и военно-административного «форматирования» территории Северного Кавказа, осуществлявшегося Российской империей. Поэтому, например, в Постановлении Президиума ВЦИК от 27 июля 1922 г. говорилось: «Выделить из Краснодарского и Майкопского отделов Кубано-Черноморской области территорию, ныне населенную черкесами (адыгейцами), со включением в нее чресполосных селений и хуторов, с юртовыми землями и лесами, входящими в эту территорию, и образовать из таковой Черкесскую (Адыгейскую) автономную область...».[32, с. 188]

Активное участие представителей черкесской диаспоры Османской империи в военно-политических событиях, связанных с возникновением Турецкой республики, в определённой степени можно увязывать с актуальностью «черкесского вопроса». Хотя после паления режима младотурок некоторые члены черкесских организаций отдавали приоритет действиям по обеспечению независимости исторической родины, в целом черкесы оказались расколоты между кемалистским и антикемалистским лагерями. Вместе с усилением националистических туркистских тенденций в кемалистском движении положение и перспективы черкесской общины становились шаткими. В определенные моменты кемалистская пропаганда использовала этнический фактор для дискредитации своих политических противников из числа черкесов. С другой стороны, деятельность оппозиционных кемалистам региональных черкесских лидеров в 1921 г. все больше смешалась в национально-политическую плоскость и вылилась в разработку планов создания на северо-западе Анатолии черкесского автономного образования под покровительством Греции и держав Антанты. Но утверждение на­ционалистического режима Кемаля Ататюрка положило коней этноориентированной активности представителей всех национальных меньшинств в Турции.[26, с. 119-124, 140]

* * *
Таким образом, условия войн, революций и распада Российской и Османской империй в 1914-1923 гг. создали для черкесского мира ситуацию неустойчивости и неопределенности. В этом смысле возникла объективная политическая почва для новой постановки «черкесского вопроса». Содержание, форма и результаты его актуализации отражали как наследие истории, так и реалии первой четверти XX в.

Перед необходимостью этнополитического самоопределения в той или иной мере и форме оказались все группы черкесского населения на территориях бывшей Российской и бывшей Османской империй. Но возможности выработки единой общечеркесской программы решения «черкесского вопроса» были весьма ограничены. Этому препятствовали различия в положении отдельных ареалов черкесского мира и недостаточная интенсивность информационного обмена, социальных связей и личных контактов.

Черкесский фактор в этнополитических процессах на Северном Кавказе не получил четкого целостного выражения. Он либо растворялся в «горском» интегризме, либо фрагментарно реализовался в локальных комплексах межэтнических отношений в процессе становления советских автономий.

Черкесский фактор в Османской империи интегрировался в (гео)политические проекты правящих кругов империи относительно всего Кавказа или. по крайней мере, Северного Кавказа. Он ассоциировался с северокавказскими диаспорами в целом, но преобладание среди них групп западнокавказского абхазо-адыгского круга не подвергается сомнению. Именно отсюда исходили идеи общего решения «черкесского вопроса» и именно поэтому в соотношении его элементов произошли кардинальные изменения.

Речь идет о том, что на исходе Кавказской войны ядро «черкесского вопроса» сводилось к фиксации территориально-политического статуса Западной Черкесии. Этносоциальные и этнодемо-графические последствия, а именно - очищение Северо-Западного Кавказа от черкесского населения вытекали из геополитических целей и военных соображений. Ситуация начала XX века демонстрирует обратное соотношение территориально-политических и гуманитарных (социально-демографических) аспектов «черкесского вопроса». Теперь он подразумевает определение статуса групп ссКерокавказского («черкесского») населения, не укоренившегося окончательно в Османской империи. Но само стремление хотя бы части «черкесской» диаспоры к возвращению на родину ставило под вопрос территориально-политический статус Северного Кавказа как интегральной части Российской империи. Достижение этой цели в тех условиях было бы невозможно без активного участия внешних сил - Турции и других держав, к которым апеллировали представители диаспоры.

Новые мотивы в звучании «черкесского вопроса» рассматриваемого периода связаны с социальными и культурными характеристиками новых черкесских элит. Теперь от имени черкесов выступают не черкесские князья, «старшины» и священнослужители, а люди, вошедшие в состав военной и граждан­ской бюрократии, интеллигенции в широком смысле слова Российской и Османской империй начала XX века. Три момента представляются здесь наиболее существенными.

Во-первых, в отличие от предшествующей исторической эпохи, когда статус Черкесии и черкесов оспаривался прежде всего внешними силами, противоборствующими державами, теперь содержание «черкесского вопроса», его «феноменология» формулируются представителями международной черкесской общины, черкесской интеллигенцией прежде всего. В реальной политической практике того времени изменение положения дел в черкесском мире зависело в решающей степени не от самих черкесов, а от меры соответствия их интересов, запросов и стремлений (гео)политическим интересам держав. Но в социальном и политическом дискурсе, в публичном «проговаривании» черкесских проблем этноисторический контекст постановки -черкесского вопроса» уже не растворяется в геополитическом контексте противоборства империй, а приобретает самостоятельное звучание.

Во-вторых, отправным пунктом в постановке «черкесского вопроса» в первой четверти XX века неизбежно оказывалась оценка ключевого исторического события - завоевания Кавказа Россией и утраты большей частью черкесов своей родины. Но здесь обнаруживаются расхождения в историческом опыте различных их групп. Поскольку для черкесов диаспоры реальные отношения и взаимодействие с российским обществом и государством прекратились с момента изгнания, то их отношение к России главным образом формировалось собственно этим событием. Для черкесов, оставшихся на Северном Кавказе, социально-правовое, экономическое, культурное взаимодействие с российским обществом и государством продолжалось и после завоевания. И их отношение к России формировалось не только исторической памятью, но и ближайшим этносоциальным опытом и поиском будущего. Выбор общего с Россией политического будущего мог основываться на социальных интересах и идеологических предпочтениях, но обоснование разрыва с Россией и независимости Северного Кавказа с необходимостью обращалось к историческим аргументам.

Так, Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана в мае 1917 г. заявлял: «Свободные сыны гор, так дорого продавшие когда-то свою независимость самодержавной и чуждой для них в то время России, сумеют с еще большей энергией и мужеством отстоять свободу и счастье новой демократической теперь родной для них России...». [33, с. 91]

Но последующее политическое развитие внутри и вокруг России, неприятие большевизма привели лидеров Союза в мае 1918 г. к провозглашению отделения от России и создания независимой республики. Тем самым произошло их политическое смыкание с деятелями из черкесской (северокавказской) диаспоры в Турции. Видимо, не случайно материалы съездов Союза были изданы в 1918 г. в Константинополе Комитетом северокавказских политических эмигрантов в Турции - преемником созданного в 1915 г. с санкции Порты Комитета независимости Кавказа. И не случайно автор введения к этому изданию характеризовал провозглашение независимости как логическое завершение исторического процесса: «Кавказская война под предводительством Шамиля и черкесское освободительное движение; дороги войны, невероятные по протяженности; политэмиграция горцев в Турцию; жестокая эпоха восстаний, мятежей, ссылка в Сибирь целыми деревнями; невыносимый труд; смертные казни; казни кавказцев приспешниками царей, и наконец все это увенчалось провозглашением независимого государства».[33, с. 36-37]

В-третьих, для групп черкесской интеллигенции в России и Османской империи наряду с последствиями Кавказской войны еше одним источником неудовлетворенности положением своего народа являлось осознание его относительной социальной и культурной отсталости по сравнению с Европой и наиболее развитыми сегментами российского и турецкого общества. Стремление к изменению такого положения связывалось не с возвращением к традиционным общественным устоям, а с включением черкесов в процессы современного развития.

В целом при взгляде на период войн, революций, распада империй 1914-1923 гг. бросается в глаза, что на фоне открывшихся политических возможностей «черкесский вопрос» не получил четко выраженного и результативного политического развития. Но обнаружилась его сложная феноменология, отражающая и наследие истории, и новую социально-политическую структуру самого черкесского мира, и наличие альтернативных путей развития государств, где проживают черкесы, прежде всего России и Турции. В известном смысле «черкесский вопрос» периода Первой мировой войны и вызванных ею революционных потрясений можно рассматривать как зародышевую форму современного «черкесского вопроса».

СОВРЕМЕННЫЙ «ЧЕРКЕССКИЙ ВОПРОС»: КОНТЕКСТ, СОДЕРЖАНИЕ, ДИНАМИКА

В аналитических публикациях по «черкесскому вопросу» в качестве опорных событий чаше всего выступают завершающая фаза Кавказской войны и текущая политическая фаза, когда наблюдается его обострение. Так. например, автор аналитического материала, размешенного на сайте Центра политических технологий, Р. Бурнацева отмечает, что история современного «черкесского вопроса» восходит к Кавказской войне 1763-1864 годов, закончившейся утверждением Российского владычества на Западном Кавказе, а первое появление -черкесского вопроса- в современной политической повестке дня относится к 2008 году. [34]

Как публицистические, так и аналитические работы концентрируют внимание на содержательных аспектах «черкесского вопроса». Но не менее важно рассмотреть контекст, в котором он актуализировался и развивался, состав акторов, включившихся в дискуссии и борьбу вокруг современного «черкесского вопроса».

Условным рубежом, с которого фиксируется новый виток актуализации «черкесского вопроса», можно считать середину 1980-х годов, когда наметился глубокий поворот в условиях существования черкесов в СССР и в Турецкой республике, связанный с либерализацией и демократизацией общественно-политической жизни. В Турции все черкесские организации, закрытые после военного переворота 1980 г.. получают возможность возобновить свою деятельность. В дальнейшем курс на присоединение к Евросоюзу закрепил и углубил процессы демократизации. В этих условиях возник целый ряд новых организаций, которые действуют как в составе двух федераций, так и в виде независимых клубов, фондов, деловых организаций, платформ, форумов, гражданских инициатив и т.д. [35, р. 82]

В СССР политика «гласности» и «перестройки» позволила группам черкесской интеллигенции создать организации, поставившие проблемы сохранения языка и национально-культурного возрождения адыгов. Можно согласиться с оценкой известного эксперта С. М. Маркедонова, что черкесская проблема, как и многие другие этнополитические вопросы, не была «открыта» горбачёвской перестройкой. В той или иной форме она и прежде обсуждалась историками, литераторами и присутствовала на уровне обыденного сознания. Но вряд ли можно поддержать его суждение о том. что получив политический импульс от горбачевской либерализации, «черкесский вопрос» сразу же стал использоваться как инструмент в борьбе за власть и собственность.[36]

Исходные стимулы этнонациональной мобилизации в городской среде черкесских интеллектуалов были заданы осознанием далеко зашедших процессов ассимиляции и реальностью перспективы скорой и полной утраты этнокультурной идентичности черкесами и в диаспоре и на родине. Активизация черкес­ского национального движения в конце 1980-х гг. развивается практически параллельно в России и за рубежом. Одним из мотивов его быстрого развития была вера в возможность восстановления черкесского единства первоначально в рамках международной организации, символизирующей перспективу реального воссоединения черкесов на родине. В мае 1991 г. в Нальчике прошел первый Всемирный адыгский конгресс. В принятой на конгрессе Декларации говорилось: «Конгресс принял решение и оповещает всех людей на Земле об учреждении Всемирной черкесской ассоциации (ВЧА), призванной изучать и решать общие проблемы братских адыго-черкесских народов, способствовать сохранению их родного языка и культуры, восстановлению их подлинной истории, обеспечению свободы вероисповедания, консолидации усилий для сбережения своей национальной самобытности». В Уставе организации, зарегистрированной в России как Международная черкесская ассоциация (МЧА), ее создание связывалось с целями «этнического самосохранения, самоопределения и развития». [37, с. 16-22]

Таким образом, в конце XX в. «черкесский вопрос» впервые был поставлен как вопрос о консолидации и перспективах «глобального» адыго-черкесского сообщества в рамках черкесского национального движения, получившего международный характер.

Сразу же обозначились и основные тематические блоки, составлявшие структуру проблемы, - противодействие процессам культурно-языковой ассимиляции черкесов в странах их проживания: признание Кавказской войны и геноцида черкесов со стороны Российской империи в качестве главного источника их современных проблем; всемерное содействие репатриации. Идея восстановления исторической Черкесии как целостной территориально-политической единицы официально не выдвигалась в 1990-е гг. сколь-нибудь влиятельными организациями, но использовалась их «этнополитическими конкурентами» для дискредитации черкесского национального движения в глазах российского руководства.

Международная Черкесская ассоциация и отдельные черкесские организации в России и за рубежом на протяжении 1990-х гг. достаточно активно работали по первым трем направлениям. МЧА в середине 1990-х гг. напрямую обращалась к официальным (ООН) и «общественным» (Организация Непредстав­ленных Народов) международным организациям за поддержкой. Но говорить о попытках организации международного давления на Россию нет оснований. Таким образом, активность черкесского на­ционального движения не порождала напряжённости в отношениях с Российским государством, а «черкесский вопрос» не приобрел отчетливого и широкого общественного звучания ни внутри России, ни за рубежом. Здесь сыграли свою роль несколько факторов.

Во-первых, постановка национально-культурных проблем адыгов (черкесов) происходила в общем контексте «переформатирования» исторического сознания в России и мыслилась как его интегральная часть. Каких-либо дополнительных политических условий, связанных с ущербом для национальных интересов России, или элементов ультимативности она не несла. Решение указанных проблем должно было стать одним из результатов либерализации и демократизации российского общества и государства в целом. Сама возможность установить свободные контакты внутри черкесского мира, создать организационные структуры и открыто заявить о своих проблемах и стремлениях воспринималась как залог их конечной реализации. С другой стороны, международное (западное) сообщество всячески под­держивало ельцинский режим и не было заинтересовано в том. чтобы создавать ему дополнительные трудности из-за вопроса, не имеющего четкого политического звучания.

Во-вторых, становление международного черкесского движения и постановка «черкесского вопроса» в глобальном контексте совпали с периодом суверенизации российских автономий. «Повышение уровня национальной государственности» черкесов в составе Российской Федерации; принятие конституций и законодательных актов с нормами о государственных языках и культурно-языковой политике, о республиканском гражданстве и содействии репатриации: декларации высших органов государственной власти республик о признании и осуждении факта геноцида адыгов (черкесов) со стороны Российской империи - все это создавало впечатление, что «черкесский вопрос» находит свое реальное воплощение в государственных институтах и государственной политике.

В-третьих, на протяжении 1990-х гг. ряд обстоятельств не позволял «черкесскому вопросу- в собственном смысле слова фокусировать на себе основное внимание политических акторов. Само международное черкесское движение, пожалуй, наибольшие усилия должно было затрачивать на поддержку абхазского народа, и сотрудничество с Россией в этом вопросе было жизненно важным. С другой стороны, энергия черкесского национального движения в отдельных республиках в значительной степени поглощалась внутренними для этих республик этнополитическими коллизиями. Наконец, для России и международного сообщества доминантной проблемой в общей ситуации на Северном Кавказе оставалась проблема Чечни.

С рубежа 2000-х гг. намечается глубокий поворот в развитии указанных факторов.

В деятельности высшего государственного руководства темы демократизации и федерализма сменяются темами обеспечения территориальной целостности, единого конституционно-правового порядка, укрепления «вертикали власти». Конституции и законодательство республик очищаются от формального наследия периода «суверенизации» и приводятся в строгое соответствие с федеральной конституцией и законами. Иллюзии о совпадении вектора этнонациональных устремлений черкесского сообщества с общим направлением государственно-политического развития России теряют почву.

Далее, если в начале 1990-х гг. официальные властные структуры и национальные движения в «адыгских- республиках Северного Кавказа имели общую повестку дня и были сопоставимы по степени влияния на внутренние этнополитические процессы, то к началу 2000-х гг. областей пересечения их задач и функций практически не осталось. Руководители республик сумели лишить «Хасы» самостоятельности (Кабардино-Балкария), дистанцироваться от них (Адыгея) или игнорировать как маргинальную оппозицию (Карачаево-Черкесия). Переход к назначаемости глав республик существенно подорвал возможности эффективного использования ресурса республиканских государственных институтов в целях решения -черкесского вопроса».

В целом к 2000-м гг. стало очевидно, что реального продвижения по основным аспектам «черкесского вопроса», как они определялись международным черкесским движением, достигнуто не было. Культурно-языковая ассимиляция обусловлена столь фундаментальными по своей социальной природе и глобальными по масштабу факторами, что локальные и разрозненные законодательные, организационные, культурно-образовательные меры не могли оказать на них заметного воздействия. Несмотря на несомненную популярность абстрактной идеи возвращения черкесов диаспоры на историческую родину, сколь-нибуль массового движения такого рода не наблюдалось. Формальные условия репатриации целиком определялись федеральным законодательством и не содержали каких-либо преференций для представителей черкесской диаспоры. Условия, с которыми сталкивались на родине первые группы репатриантов, не стимулировали расширение переселенческого движения. Един­ственным, символически очень важным с точки зрения соответствия действий федеральных и республиканских властей национальным чувствам и ожиданиям черкесов, но весьма ограниченным по масштабам событием явилось переселение в 1998 г. в Адыгею группы косовских черкесов. «Дискурс геноцида», несмотря на свободу публичного выражения, функционировал как своего рода «внутренняя речь» черкесского национального движения и не имел политического эффекта вовне.

Черкесские национальные организации «первого эшелона» (МЧА и «Хасэ» в республиках), не обладали идейным и организационным динамизмом, позволяющим компенсировать указанные выше трудности и препятствия на пути решения "черкесского вопроса". Короткая восходящая фаза их влияния и активности сменилась длительным застоем. Данные, позволяющие считать, что организационный охват и общественное влияние «официальных» черкесских организаций в республиках на протяжении последних 15 лет возрастали, отсутствуют. Состав МЧА за двадцать лет практически не пополнился новыми членскими организациями.

Но за это время в черкесском мире произошли глубокие социально-демографические и культурные сдвиги. В активную общественную жизнь вступили новые поколения, сформировавшиеся в городской среде, более образованные и мобильные, владеющие современными информационно-коммуникационны­ми технологиями, способные создавать сетевые сообщества. Свобода выражения своих мыслей и позиций является для них естественным состоянием, а традиционалистские формы лояльности к государству или доминирующим национальным группам им уже чужды. Существование в мультикультурной среде для них вполне привычно, при этом национализм как способ подтверждения групповой идентичности и база политического действия столь же правомерен для них, как и любая другая идеология. Такие группы черкесской молодежи существуют в разных условиях - в России и на Ближнем Востоке, в Турции и Европе. Они во многом отличны друг от друга, но имеют и много общего, отражая существенные характеристики современного «глобального» мира. Новая «волна» черкесского национализма зародилась в этой среде в 2000-е гг. Ренессанс черкесского национального движения происходил на фоне относительного снижения значимости других этнополитических проблем на Северном Кавказе. В этих условиях обострение «черкесского вопроса» зависело, по сути, от стечения обстоятельств и от наличия организованных сил, способных и готовых на них откликнуться.

Очевидно, что существенные для развития «черкесского вопроса» новые обстоятельства могли возникнуть только в сфере текущей политической жизни, а действенную реакцию на них можно было ожидать от организаций, рассматривающих «черкесский вопрос» как вопрос политический. С этой точки зрения показательной и весьма значимой стала активность движения «Черкесский конгресс». Оно организационно оформилось в декабре 2004 г. в Адыгее, но в дальнейшем приобрело характер межреспубликанской и даже международной сетевой организации.

Содержательно в его программных установках речь шла о классических темах «черкесского вопроса» - создание условий и осуществление мер по сохранению языка и культуры, признание и осуждение геноцида черкесов со стороны Российской империи, обеспечение возможностей беспрепятственной репатриации всем, кто этого пожелает. Но они выстраивались в четкую, логически обоснованную иерархическую систему.

Руководитель Адыгейского республиканского общественного движения «Черкесский конгресс» М.П. Берзегов подчеркивал, что ассимиляция, утрата языка и культуры черкесами, рассеянными по всему миру в результате Русско-Кавказской войны, грозят полным исчезновением черкесского этноса. Решить эти проблемы невозможно без воссоединения народа на своей исторической родине. Правовым механизмом реализации данного вопроса может стать признание Российской Федерацией факта геноцида, совершенного в отношении черкесского этноса в XIX-начале XX вв. М.П. Берзегов соглашался, что нужно работать в направлении сохранения языка и культуры. Но подчеркивал, что это не должно происходить ценой замалчивания главного - политического вопроса - возвращения изгнанных черкесов, воссоздания черкесского этноса на исторической родине.[38]

Таким образом, «черкесский вопрос» был сформулирован как политическая стратегия, направленная на достижение конечной цели и определяющая средства и «алгоритм» достижения этой цели. Одновременно сформировался контингент активистов, способных придать этой стратегии публичное звучание. За несколько лет возник целый ряд новых организаций практически во всех странах проживания черкесов. Для их деятельности характерно использование современных «сетевых» способов мобилизации и координации, осуществление публичных «уличных» акций, провозглашение своих целей не в форме обращений и просьб, а в форме требований к властям, настойчивость в привлечении внимания международного сообщества и европейских институтов к проблемам черкесского народа. [39,40,41] Общий ход политического процесса давал и поводы для осуществления ими политических акций. В ряде обзорных и аналитических публикаций достаточно подробно охарактеризованы факторы, обусловившие процесс дальнейшего «обострения черкесского вопроса». Отмечают попытку запустить процесс реинтеграции Адыгеи в состав Краснодарского края с соответствующим понижением ее статуса как субъекта Федерации (2005-2006); решение МОК о проведение зимних Олимпийских игр 2014 г. в Сочи, причем российская сторона полностью игнорировала исторический фон и статус черкесов как коренного народа Восточного Причерноморья (2007); включение зарубежных центров и сил в публич­ную активность вокруг «черкесского вопроса», кульминацией которой стало официальное признание парламентом Грузии геноцида черкесов со стороны Российской империи (2011).

Здесь представляется важным обратить внимание на то, что речь должна идти не просто о количественных показателях «движения» однажды возникшей проблемы, но о складывании специфических характеристик современного «черкесского вопроса» как социально-политического явления начала XXI в.

Анализ первого из указанных выше сюжетов позволяет вычленить несколько существенных аспектов.

Прежде всего, здесь проявилось открытое противостояние черкесского национального движения и российских государственных властей по крупному внутриполитическому вопросу. Проект объединения Республики Адыгея с Краснодарским краем отражал стратегическую установку политического руково­дства страны не просто на «укрупнение» регионов, но и на окончательное выхолащивание политико-правового содержания живучих представлений о республиках в составе РФ как форме «национальной государственности» тех или иных народов. И первая попытка реализовать эту установку применительно к республикам Северного Кавказа была провалена в результате «черкесского сопротивления».

Далее, хотя цель сохранения статуса Республики Адыгея объединяла самые широкие слои черкесского населения и чиновничества, включая президента республики Х.М. Совмена, наиболее заметную роль в публичной активности вокруг конфликта сыграли национальные движения нового поколения, такие как «Черкесский конгресс». Что еще более важно с точки зрения перспективы, в борьбу по вопросу, составляющему «внутреннее дело» Российской Федерации, были, может быть, впервые вовлечены черкесские организации диаспоры. Было объявлено о создании Всемирного комитета солидарности с Республикой Адыгея, цель которого определялась как поддержка адыгского (черкесского) народа в сохранении его государственности и легитимных прав человека и нации, а предмет деятельности - как солидарность с Адыгеей против недемократических и противоправных действий России. Координаторы комитета действовали в Иордании. Израиле, Турции. Канаде, США, Европе.[42]

Одновременно и в связи с борьбой в защиту Адыгеи разворачивалась кампания за признание геноцида черкесов со стороны Российской империи. И эта кампания отличалась от прежних спорадических выступлений черкесских организаций на тему геноцида широтой и интенсивностью осуществляемых акций.

1 июля 2005 года «Черкесский конгресс» направил обращение с приложением архивных документов в Государственную Думу РФ о признании геноцида черкесского народа и получил отрицательный ответ 27 января 2006 гола. М.П. Берзегов впоследствии открыто признал, что «было мало надежд на то, что сегодняшний политический режим России» способен на такое признание. Этот шаг был предпринят с определенной целью -получив отказ от Российской Федерации, иметь основание для прямого обращения в международные структуры.[38]

11 октября 2006 года 20 черкесских организаций из 9 стран по инициативе общественного движения «Черкесский конгресс» Республики Адыгея обратились в Европарламент с просьбой признать геноцид черкесов, совершенный Российским государством с конца XVIII до начала XX вв.

Таким образом, тема сочинской Олимпиады возникла в условиях, когда «черкесский вопрос» уже вступил в фазу обострения. К этому времени стала очевидной безрезультатность прежних форм его постановки; развернулась активность организаций нового поколения, представляющих черкесское национальное движение. В их трактовке «черкесского вопроса» на первый план выдвинулся политический аспект, а в фокусе политического действия оказалось требование признания геноцида черкесов. Произошло вовлечение черкесских организаций диаспоры в политические коллизии с Российским государством. Черкесская тема вошла в повестку дня международного научного сообщества, неправительственных организаций и европейских институтов.

В этих условиях политические руководители, государственные ведомства и экспертные группы, оформлявшие и продвигавшие заявку на проведение зимних Олимпийских игр 2014 г. в г. Сочи, проявили некомпетентность, политическую глухоту, полное равнодушие (если не откровенное презрение) к исторической памяти и национальным чувствам черкесов.

«Многих представителей адыгской интеллигенции на Северном Кавказе и в диаспоре возмутило то, что в июле 2007 г. во время презентации сочинской олимпийской программы в Гватемале Владимир Путин, перечисляя прежних жителей Сочи, назвал греков, колхов и казаков, но ни единым словом не упомянул черкесов, - отмечает СМ. Маркедонов. - Более того, на Олимпиаду в Ванкувере Олимпийский комитет России в качестве представителей Кубанского региона (где расположен Сочи) и его культуры отправил казачий хор, в то время как отношения черкесов и казаков были крайне непростыми» [43].

В совокупности публичных манифестаций и заявлений, выражающих протест черкесских организаций против проведения Олимпийских игр 2014 г. в Сочи, важно разглядеть не просто хронику событий, динамику политической конъюнктуры, но и структурные характеристики современного «черкесского вопроса».

Во-первых, наибольшую активность в движении протеста проявили черкесские организации диаспоры. Организационный комитет движения -No Sochi 2014» состоит исключительно из зарубежных черкесских организаций. Резонанс и эффект от их выступлений определялись не масштабностью представляемых ими диаспорных групп, а характером лозунгов, способностью проводить скоординированные международные акции и привлекать медийное внимание. На первых «антисочинских» демонстрациях, синхронно организованных в Нью-Йорке и Стамбуле 4 октября 2007 г., более 200 активистов черкесской диаспоры скандировали лозунги: «Свободу и право Черкесии!», -Нет российской лжи и лицемерию!», «Сочи - земля геноцида!», «Нет Олимпиаде на крови!», «Путин, не пытайся построить свой авторитет на черкесских могилах!». То есть осуждению подвергалась именно политика современной России.[44]

В дальнейшем эта тенденция получила развитие и закрепление. Теперь ежегодные памятные акции, проводимые организациями диаспоры 21 мая (день завершения Кавказской воны, ознаменованный 21 мая 1864 г. парадом русских войск на Красной Поляне), сопровождаются выдвижением претензий и требований к Российской Федерации. Существенная новизна политического контекста всех этих акций заключается в их привязке к весьма чувствительному для России вопросу о перспективах сочинской Олимпиады. Черкесское национальное движение обрело некоторые возможности для нанесения ощутимого ущерба государственным интересам и международному престижу страны, и игнорировать эти возможности Россия не может.

Во-вторых, призывы признать геноцид и отказаться от проведения Олимпиады в Сочи были адресованы международным акторам и сами по себе были достаточно простыми и ясными. Но эти призывы переплетались с комплексом внутрироссийских проблем. Поводом для упомянутой выше акции 4 октября 2007 г. послужило и празднование в РА, КБР и КЧР -450-летия добровольного вхождения в состав России». В тот же день от имени черкесской диаспоры в США было направлено Обращение к Президенту РФ В.В. Путину и Парламенту (Федеральному Собранию) РФ, в котором содержится протест и против проведения Олимпиады в Сочи, и против «ложной латы 450-летия «добровольного вхождения» Черкесии в состав России».[5, с 250]

С другой стороны, тема геноцида и «разделенности» народа актуализировалась для черкесских организаций в России и за рубежом и в связи с событиями текущей внутрироссийской и региональной политики. Ее подпитывали события в КЧР, КБР и РА, которые, по мнению черкесских активистов, ставили адыгское население этих республик в ущемленное или уязвимое положение. Речь шла о конфликтах в процессе распределения властных ресурсов в Карачаево-Черкесии между карачаевцами и черкесами в 2008 г. и в процессе распределения земель между муниципальными образованиями в Кабардино-Балкарии в 2008-2009 гг. в соответствии с Федеральным законом № 131. После создания Се­веро-Кавказского федерального округа в начале 2010 г. Адыгея была оставлена в составе ЮФО, что оживило опасения по поводу намерений федеральной власти провести поглощение Адыгеи Краснодарским краем. Все это так или иначе связывалось с последствиями Кавказской войны и политикой советского государства, направленной на «искусственное разделение народа».
Чрезвычайный съезд черкесского народа, созванный в ноябре 2008 г. в связи с внутренними этнополитическими коллизиями в Карачаево-Черкесии, встретил аплодисментами озвученный от имени черкесской молодежи республики лозунг об объединении черкесов Кавказа в единую республику и принял решение создать комитет для подготовки соответствующего обращения к федеральным властям.[46]

Вопрос объединения черкесов (адыгов) Кавказа в единую республику был поставлен здесь не впервые. О возможности такого объединения заговорили в некоторых адыгских общественных организациях и на страницах научных изданий после распада СССР. Однако еще в самом начале 1990-х гг. в публичное пространство была выброшена формула «Великая Черкесия». Известный ученый и общественный деятель П.М. Иванов в 1997 г. в своей работе указал, что это понятие было введено в анализе ситуации, выполненном в 1990-1991 гг. военными экспертами Северо-Кавказского военного округа и использовалось ими, по сути, в качестве пугала. [47] Но тем самым надолго затруднилось рациональное обсуждение вопросов регионализации управления и реструктуризации системы регионов применительно к Северному Кавказу вообще и к его адыгскому ареалу в особенности. В основном докладе на форуме кабардинских (адыгских) общественных организаций КБР в начале апреля 2009 г. П.М. Иванов вновь настаивал на неправомерности отождествления идеи единого «адыгского» субъекта Федерации и идеи «Великой Черкесии». Последняя муссируется в «информационной войне против адыгов» и получает в ней этносепаратистское толкование, что превращает ее в провокационную по сути. Он подчеркнул при этом, что проблема разделенного адыгского народа существует, что этот вопрос требует отдельного разговора, он очень непростой, но разрешимый. [48, с. 10-11]

В Декларации движения «No Sochi 2014» решение Президента Д.А. Медведева от 19 января 2010 г. о создании Северо-Кавказского федерального округа с исключением из его состава Адыгеи определялось как официальное признание Северного Кавказа зоной опасности. А черкесские общественные органи­зации в России выразили мнение, что адыгов снова разобщили специально, с целью так или иначе лишить Адыгею статуса самостоятельного субъекта Федерации.[49-50]

В-третьих, в каждой из этих ситуаций обнаруживалось, что «черкесский вопрос» в сознании черкесских активистов выступает как «блок», как интегрированная структура, в которой каждый элемент, будучи «активизирован», приводит в движение все остальные элементы. И все же отношение к сочинской Олимпиаде и проблеме единого «черкесского» субъекта Федерации на Северном Кавказе стало зримым фактором политического размежевания в международном черкесском движении. Подавляющее большинство черкесских организаций «второго эшелона», возникших в течение последних десятилетий в диаспоре, категорически выступило против проведения Олимпийских игр в Сочи, тогда как МЧА и черкесские организации в России ограничились требованием проявить уважение к исторической памяти и национальным чувствам черкесов и достойно отразить в информационном сопровождении и культурной программе Олимпиады историю и культуру черкесов как коренного народа Российского Причерноморья.[37, с. 432-433]

Аналитики отмечают, что против проведения Олимпиады в Сочи выступает единственная черкесская организация в России «Черкесский конгресс», который является и наиболее последовательным в формулировании и отстаивании этих позиций в медийном пространстве. Вместе с тем, комментируя Меморандум о безусловной поддержке черкесскими общественниками Олимпиады, подписанный руководителями трех общественных организаций КБР - Союза Абхазских добровольцев. Коор­динационного совета адыгских общественных организаций и «Алыгэ Хасэ». Н. Нефляшева акцентирует два существенных момента. Во-первых, широкую критику меморандума в адыгском медиа-пространстве. Во-вторых, то, что в Меморандуме впервые в официальных документах, исходящих от черкесских общественных организаций, «тема Олимпиады» отделяется от «пакета» целей черкесских движений и помешается исключительно в культурно-просветительную нишу.[39,51]

В ноябре 2008 г. на Чрезвычайном съезде черкесского народа в г, Черкесске, в котором участвовали представители черкесских национальных движений Республики Адыгея, Причерноморской Шапсугии и Кабардино-Балкарской Республики, никто открыто не выступил против декларации об объединении трех субъектов РФ, где живут адыги (черкесы), в единую республику в составе Российской Федерации. Но в дальнейшем стало очевидно отсутствие единодушия среди деятелей национального движения по этому вопросу. «Адыгэ Хасэ» Адыгеи подтвердила свою позицию, а ее лидер А. Хапай еще ранее высказался в том смысле, что альтернативы объединению адыгов нет.[52]

Руководитель «Адыгэ Хасэ» Кабардино-Балкарии М. Хафицэ, во время съезда заявил: «Безусловно, все наши действия должны быть в согласии с Россией и в консенсусе с окружающими нас народами, но мы будем настойчивы». Но затем он выразил мнение, что вопрос об объединении поставлен прежде­временно и организациями, которые не могут говорить от имени целых народов.[53]

Со своей стороны М.П. Берзегов оценил идею объединения трех республик как «классическую провокацию», как явную попытку переориентировать вектор усилий черкесских организаций с международного права на российское законодательство. Но в рамках последнего нет шансов на достижение результата – «восстановление целостности черкесского этноса на своей исторической территории, втом числе включая всю нашу диаспору».[54]

Таким образом, тема сочинской Олимпиады и сопутствующие ей вопросы способствовали выдвижению «черкесского вопроса» на заметное место в российском и международном медийном и политическом пространстве, но в то же время они показали его сложность. С точки зрения сложной структуры «черкесского вопроса», вариативности и конфликтности связанных с ним политических стратегий следует рассматривать и третий из упомянутых выше факторов его развития - вовлечение зарубежных аналитических центров и политических сил, кульминацией которого стала резолюция Парламента Грузии 20 мая 2011 г. о признании геноцида черкесов, осуществленного Российской империей.

В целом в 2006-2007 гг. произошел принципиальный поворот в отношении «международных структур» к черкесской проблематике. Некоторые из них включили ее в собственные программы действий и превратились из «апелляционных инстанций» в инициаторов или полуофициальных спонсоров раз­личных публичных мероприятий, осуществляемых в контексте научной и общественной экспертизы «черкесского вопроса». Прежде всего это относится к Джеймстаунскому фонду (США), который организовал в 2007-2009 гг. в университетах США четыре конференции и ряд семинаров, посвященных теме «черкесского геноцида».[55, с. 25-26]

Российские эксперты, как правило, подчеркивают связь этой организации с Центральным разведывательным управлением США и рассматривают как один из инструментов, используемых «геополитическими противниками» России. Но с аналитической точки зрения недостаточно разоблачительных констатации. Не менее важно отметить, что американские специалисты в области планирования политики и организации общественных кампаний в поддержку американских целей в различных регионах в какой-то момент обратили внимание на черкесское национальное движение, занялись изучением «черкесского вопроса» и, видимо, обнаружили в нем определенный ресурс, который может быть задействован в подходящей ситуации. Не исключено, что накопленный таким образом информационный и концептуальный багаж послужил одним из источников формирования после 2008 г. нового политического курса Грузии по отношению к Северному Кавказу. Отсюда следуют определенные уроки для носителей «черкесского национального интереса» и для носителей «российско­го государственного интереса». Их политика должна строиться не на простом и «непосредственном» выражении своего интереса, а на анализе сложной реальности, в которой действуют другие независимые и интеллектуальные акторы, способные предпринимать опережающие действия и создавать тем самым «сложности» для черкесской и российской политики.

С 2006 г. в Европарламенте проводятся слушания по различным аспектам «черкесского вопроса» - «Черкесские дни». Они не являются официальными мероприятиями, которые проводит Европарламент как институт, а носят общественный характер. Их организует Федерация европейских черкесов, и про­ходят они при поддержке отдельных депутатов, выступающих от своего имени. Но такие слушания приобрели регулярный характер (в июне 2012 г. прошел седьмой Черкесский день в Европарламенте), и черкесская тема все более укореняется в европейском публичном пространстве. Весьма важно, что эта тема подается в контексте доминирующего в Европе дискурса «прав и свобод» человека. Показателен с этой точки зрения принятый участниками шестого Черкесского дня в Европарламенте (ноябрь 2011 г.) документ, озаглавленный «Декларация самоопределения и государственности автохтонного коренного черкесского народа: нации в изгнании».[56]

События, связанные с участием «грузинского фактора» в развитии «черкесского вопроса», хорошо иллюстрируют сказанное.

Действия России в ответ на попытку Грузии вооруженным путем решить для себя югоосетинекий и в перспективе абхазский вопрос - силовое пресечение агрессии, а затем признание независимости Южной Осетии и Абхазии - открыли возможность сближения с Россией черкесских организаций диаспоры и укрепления лояльности российских черкесов. Но получить развитие и закрепление эта тенденция могла, если бы обнаружилась способность Российского государства на какие-то реальные или хотя бы символические шаги, свидетельствующие о желании понять проблемы, волнующие черкесское национальное сознание, и способность сообщества черкесских активистов на рациональные и скоординированные встречные шаги. Ни того, ни другого не наблюдалось, а иные факторы поддерживали напряженность вокруг «черкесского вопроса».

В этих условиях Грузия существенно пересмотрела принципы своего позиционирования на Кавказе. Ставка была сделана на использование механизмов интеграции, обеспечивших становление Европейского Союза.[57]

Перевод заявленного курса на создание -свободного, стабильного и единого Кавказа» из области риторики в область практических действий начался с 2010 г. В отношении Абхазии и Южной Осетии была объявлена стратегия «Вовлечение через сотрудничество», но она получила расширенное толкование, охватывая и Северный Кавказ: «Нет Северного и Южного Кавказа - есть один Кавказ, который принадлежит мировой цивилизации» - заявил М. Саакашвили на сессии Генеральной Ас­самблеи ООН 23 сентября 2010 г.[58]

В этом контексте в современной Грузии стала разрабатываться черкесская тема, и этот процесс получил свое логическое завершение 20 мая 2011 г, принятием резолюции Парламента Грузии о признании геноцида черкесов, осуществленного Российской империей. Этот шаг рассматривается чаще всего как проявление враждебности грузинского руководства к России, его стремления нанести ущерб российским интересам при каждом возможном случае в отместку за свое поражение в августе 2008 г. Обсуждается вопрос, в какой мере этот шаг может повлиять на перспективы сочинской Олимпиады. Но усложнение ситуации вокруг «черкесского вопроса» можно отметить независимо от оценки указанных перспектив.[59,60,61]

Для России включение темы «геноцид черкесов» в контекст государственной политики суверенного государства, имеющего тесные стратегические отношения с США, Евросоюзом и НАТО, означает, что получил политико-правовое оформление и существует теперь в готовом виде еще один инструмент, который может быть использован для международного давления на нее. Кто. когда и по какому поводу использует этот инструмент, зависит от обстоятельств, предугадать которые в их конкретном виде невозможно. Шансы на присоединение к Грузии других государств в обозримом будущем невелики, но это может служить лишь слабым утешением. Во-первых, если хотя бы Эстония (наиболее вероятный кандидат) предпримет соответствующий шаг, это уже станет «прорывом». Во-вторых. Грузия может остаться единственным государством, признавшим геноцид черкесов, но она, во всяком случае, не будет осуждена за это международным сообществом и не окажется в изоляции. Напротив, ее политика оформляется как органичная часть политики глобальной интеграции, опирающейся на «универсальный порыв к свободе» и реализующей активное международное вмешательство «с целью поддержать демократические движения и сдержать тех, кто хочет их подавить». Выступая на Мюнхенской конференции по безопасности в мае 2012 г., М. Саакашвили подчеркивал как раз изолированность России и обреченность ее политики, противоречащей чаяниям народов. А новая кавказская стратегия Грузии была поддержана Советом Европы, Евросоюзом, ООН-ОБСЕ и Государственным департаментом США.[39]

Для черкесского национального движения признание геноцида черкесов на международном (государственном) уровне на первый взгляд означало качественный перелом в процессе достижения одной из его общих целей. Но уже в ходе подготовки решения обнаружилось расхождение позиций. Активисты черкесских организаций диаспоры принимали участие в тбилисских конференциях в марте и ноябре 2010 г. (уже участники первой обратились к Грузии с просьбой о признании геноцида черкесов), а "Черкесский конгресс» и целый ряд зарубежных черкесских организаций обращались к грузинскому парламенту с призывами об ускорении процесса.[63]

В то же время черкесские организации из России практически не были представлены на упомянутых конференциях, а их реакция на решение грузинского парламента была далеко не единодушной, хотя все они однозначно оценивают события XVIII-ХIX вв. как геноцид. Причина в том, что собственные представления и цели черкесскому национальному движению приходится продвигать в сложном политическом контексте. В данном случае расхождение позиций отражало и трудность преодоления негативного фона грузино-черкесских взаимоотношений в связи с грузино-абхазским конфликтом, и неизбежные осложнения в абхазо-черкесских отношениях, и главное - различный подход к выстраиванию отношений с современным Российским государством. [64]В конце 2010 г. было объявлено о создании Совета черкесских организаций Российской Федерации с целью координации действий и с перспективой создания единой черкесской организации. «Черкесский конгресс» отказался войти в Совет. В одном из комментариев указывалось, что проблема в характере и стиле взаимодействия с Российской Федерацией: «Черкесским общественным объединениям нельзя вести со страной ультимативный разговор, в диалоге должны присутствовать сдержанность и толерантность. Но эти качества присутствуют не во всех черкесских общественных объединениях, что и является основным противоречием между разными черкесскими организациями».[65] Отсутствие единства стало очевидным весьма скоро. Уже 29 мая 2011 г. от имени восьми из девятнадцати членов Совета черкесских общественных организаций РФ было направлено благодарственное письмо Парламенту Грузии с высокой оценкой принятого им решения. В то же время МЧА и ряд организаций и деятелей черкесского национального движения в России восприняли его сдержанно или негативно, расценив как провокационную и антироссийскую акцию.

На споры, сопровождающие памятные мероприятия 21 мая 2012 г. на Западном Кавказе, обращает внимание научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО (У) МИД России Николай Силаев: «Здесь видна борьба между «официальными» и «неофициальными» черкесскими организациями и внутри этих организаций. С одной стороны, есть желание укрепить черкесскую идентичность, с другой стороны, есть опасения, что какие-то слишком радикальные лозунги и призывы могут вызвать резкую реакцию властей».[67]

Такие же выводы делает С. Жемухов из наблюдений за ситуацией в черкесских организациях Турции: "Отношение к России является главным моментом разногласий между черкесскими организациями в Турции. Накануне 21 мая активисты не смогли договориться и оказались разделены на пять групп». [68]

Н. Нефляшева указывает, что большинство черкесских лидеров не питают иллюзий относительно политических намерений Грузии использовать черкесскую тему в своих целях. Они признают, что заявление грузинского парламента о геноциде черкесского народа со стороны Российской империи, безусловно, является частью геополитической игры Грузии на Северном Кавказе, что черкесская проблема, черкесская трагедия послужили инструментом для активизации процессов возвращения Грузии на Кавказ. Она также считает очевидным, что контакты черкесских организаций с Грузией обусловлены тем, что политическая элита России в течение многих лет замалчивала те обращения, которые направлялись в федеральный Центр черкесскими общественными организациями России. [39]

Но все это и говорит о том, насколько сложно внутри самого черкесского мира согласовать «политику идентичности» с геополитикой. К тому же обсуждаемая акция грузинского парламента совпала по времени с развертыванием «арабской весны». Черкесская тема присутствует в двух наиболее острых и сложных ситуациях, наблюдающихся в арабском мире, - Ливийской и Сирийской. С одной стороны, она выступает как вопрос о позиционировании черкесских диаспорных групп во внутренних процессах в этих странах, с другой стороны, в случае с сирийскими черкесами, оказавшимися в значительной своей части в тяжелой гуманитарной ситуации, - как проблема репатриации. В целом события «арабской весны» подкрепили базовый тезис черкесского национального движения о том, что «черкесский вопрос» является реальностью и носит международный характер, а не представляет собой искусственную конструкцию, создаваемую мифотворцами от этнополитики. Но одновременно эти события еще раз обнаружили сложную природу современного «черкесского вопроса».

* * *

Таким образом, на рубеже XX-XXI вв. «черкесский вопрос» вновь стал реальностью общественно-политической жизни стран проживания черкесов и обрел характеристики международной проблемы. В современной, исторически «третьей», форме своего бытования он демонстрирует и черты преемственности, и качественную новизну по отношению к предшествующим формам.

Преемственность связана с тем, что статус черкесского сообщества в современном мире сохраняет структурную аналогию с его положением в начале XX в. - положением разделенного народа. Отсюда устойчивость феноменов черкесского национального сознания: Кавказская война и изгнание как «нача­ло», рассеяние и этнический кризис как тяжелая реальность, воссоединение и возрождение как цель.

Но в конце XX в. «черкесский вопрос» впервые был поставлен вполне самостоятельно самими черкесами, и он впервые был поставлен применительно к черкесам (адыгам) как «глобальному" этническому сообществу. В своих прежних исторических формах в зависимости от геополитических интересов держав он либо привязывался к различным фрагментам черкесского мира (Кабарда, Западная Черкесия), либо растворялся в более широких геополитических единицах (Кавказ, Северный Кавказ) и этнических конгломератах (горцы, черкесы как северокавказские диаспоры в целом).

В условиях современного глобализирующегося мира, интенсивных международных коммуникаций и открытости информационного пространства общечеркесская национальная программа не просто была сформулирована. Она, по сути, получила институционализацию в совокупности черкесских органи­заций, действующих по всему миру. Свыше двух десятилетий они присутствуют в культурном и политическом пространстве современного мира. Следует особо подчеркнуть, что в этом отражается не только внутренняя энергия черкесского национального движения, но и общие условия глобальной интеграции и демократизации. Если бы, скажем, в России и Турции в 2000-е гг. так же, как в начале 1920-х гг. установились авторитарные идеократические или националистические режимы, свободные от идейно-политического влияния извне, то динамика черкесского национального движения была бы иной, и «черкесский вопрос - был бы уже «снят» с повестки дня.

Но опыт 2000-х годов явственно обнаружил, что попытка перевести идеальные представления о конечных национальных целях в алгоритм политических действий, осуществляемых бескомпромиссно на основе представлений только о собственных правах и интересах, приводит к политическому размежеванию в черкесском национальном движении.

Здесь сказывается противоречивость воздействия международно-политических факторов на развитие «черкесского вопроса». С одной стороны, современный международный контекст не сопоставим с ситуацией периода первой мировой войны, когда «черкесский вопрос» инспирировался державами, на­ходящимися в состоянии войны с Россией, в своих военно-политических целях. Сегодня воздействие «внешних факторов» не сводится к интригам геополитических соперников. Практика использования западными державами демократических ценностей и гуманитарных мотивов в своекорыстных интересах не дает оснований для отбрасывания этих ценностей и мотивов как несущественных или не имеющих отношения к «черкесскому вопросу». Спецслужбы и «недружественные» политические силы за рубежом могут пытаться использовать в своих целях что угодно. Несмотря на это, деятельность черкесских активистов диаспоры в целом остается частью демократической гражданской активности в Турции, Европе, США. С другой стороны, и геополитическое соперничество, и военно-политические конфликты остаются реальностью той международной среды, в которой существует современный «черкесский вопрос». Полностью изолировать формы его политического бытования от их влияния невозможно. Вопрос заключается в том, будет ли он превращен в средство решения иных задач иными субъектами или сохранит самостоятельное значение и будет решаться теми, для кого он имеет жизненно важное значение. Есть только два коллективных субъекта отношений, для которых «черкесский вопрос» выражает или затрагивает их поистине жизненные интересы и для которых его решение носит характер самостоятельной крупной задачи - это сами черкесы и Россия.

Фундаментальная проблема современной российско-черкесской «ситуации обсуждения- положения и перспектив черкесского сообщества заключается в том, что предмет обсуждения представляется сторонам как существующий в разных плоскостях. Для черкесских активистов и интеллектуалов «чер­кесский вопрос» - это ключевой вопрос этноисторической эволюции адыгов. Это еще одна развилка исторической траектории национального существования, которая ставит черкесов перед альтернативой экзистенциального порядка, - продолжение этнонаиионального бытия в институализированных формах через самоорганизацию и признание со стороны государства или этническая энтропия и растворение черкесской самобытности в хаосе большого мира. Для российского государственного сознания «черкесский вопрос» - это еще одно воплощение этнического национализма, несущего угрозу для социально-политической стабильности, территориальной целостности и международных интересов России. Таким образом, современный «черкесский вопрос» действительно представляет собой дуалистический по природе «историко-политический» феномен.

Перспективы его развития в фундаментальном историческом смысле зависят от того, что возобладает в действиях сторон, жизненно заинтересованных в этом вопросе. Это может быть поиск способов так или иначе «подавить» другой полюс его внутренней структуры или поиск основы его решения, которая в историческом плане шире черкесской этноисторической перспективы, а в политическом плане шире российской державной традиции. Такая основа может быть найдена в сфере, определяющей общие для России и черкесского сообщества условия существования и перспективы развития - в сфере современных процессов глобализации.

Понимание значимости глобализационных процессов для исторических судеб черкесов уже присутствует в адыгском научно-политическом дискурсе. В процитированном выше докладе на форуме адыгских общественных организаций КБР в апреле 2009 г. П.М. Иванов, подвергнув критике этносепаратистские идеи, подчеркнул: «Адыгов ожидает совсем другой путь. И этот путь будет определяться углубляющимися процессами мировой глобализации». Перспективу «интеграционных процессов в адыг­ском мире» он связывал с участием России, Турции и самих адыгов в процессе экономической глобализации, а чтобы эта возможность стала реальностью, считал необходимой (и неизбежной) правовую либерализацию и в России, и в Турции. [48, с. 12-13]

Автор этих строк позволит себе процитировать и собственное высказывание, сделанное в июне 2009 года: «Для эффективного продвижения к желаемому будущему чрезвычайно важно определить факторы развития, которые носят объективный характер и вместе с тем способны стать основой согласования ин­тересов и объединения усилий адыгов и всех народов Северного Кавказа, Российского государства и адыгской диаспоры за рубежом. Полагаю, что таким фактором, воздействующим на судьбы всех адыгов во всем мире, выступает сегодня глобальный процесс модернизации. ...Его последствия для этнокультурного воспроизводства адыгского мира неоднозначны, но попытки изолироваться от него непродуктивны и, по сути, невозможны. Необходимо найти формы включения в этот процесс в качестве его активного субъекта. Только в этом случае остается возможность эффективно использовать плоды модернизации в экономике, социальной сфере, культуре и предотвратить угрозы, которые она несет для этнической идентичности адыгов».[71, с. 29-30]


Представитель организации «Черкесская инициатива за демократию», действующей в Анкаре. Е. Карадаш (Кереф) в августе 2010 г. подчеркивал: размышляя о проблемах и задачах черкесов, надо помнить, что на дворе не XIX, а XXI век. Мир невероятно преобразуется в этот торопливый век информации. Лаже расистское кемалистское государство в Турции не может противостоять демократизации. Россия тоже существует в этом мире. Вопрос в том, как долго она сможет сопротивляться изменениям, но рано или поздно она изменится. Черкесы повсюду в мире должны быть готовы к тому, чтобы достигать своих целей внутри этого процесса перемен. Формула освобождения для народов Кавказа и всех других народов, права которых были узурпированы, должна строиться на демократии, на реальной демократии.[72]

Близкие по смыслу идеи высказываются и в российской экспертной среде. Обращая внимание на то, что «история черкесов политизирована по факту», Н.Ю. Силаев ставит вопрос: возможно ли «найти какое-то дополнительное содержание» деятельности черкесских активистов, не связанное с политизацией истории, «найти повестку дня, не исчерпывающуюся Кавказской войной и трагедией черкесов»? Эксперт связывает перспективы черкесского национального движения с выбором: «либо черкесское движение будет заниматься самосохранением именно в качестве этнического общественного движения, строящего свою риторику вокруг одной-двух тем из прошлого, либо оно преобразуется в более широкое движение за сохранение черкесской идентичности в современном мире. Ведь сохранение идентичности любого кавказского народа сегодня - это вопрос ориентации в новых реальностях». Одним из главных вызовов для современного Кавказа он считает урбанизацию.[67]

Итак, глобализация, модернизация, демократизация - это фундаментальные тенденции мирового развития, которые бросают вызовы и одновременно открывают возможности для всех социальных, национальных и политических субъектов, вовлеченных в систему отношений, обозначаемую сегодня как «черкесский вопрос». Если их стратегия и тактика будут опираться на эти тенденции, то формы и последствия развития «черкесского вопроса» могут оказаться предсказуемыми и приемлемыми.

В противном случае, возможно, придется заплатить неприемлемую цену за нежелательный результат.

Разумеется, приведенные выше положения гораздо легче продекларировать, чем воплотить в реальную политическую жизнь. Оценка возможностей развития по тому или другому сценарию и определение требований к политическим программам и практическим действиям заинтересованных сторон должны быть предметом специального анализа.

___________________________________________________________

Литература

1. Скаков А., Силаев Н. «Черкесский фактор» в современной политической ситуации в Кавказском регионе. URL: htlp://carnegieendow me nt.org/files/cherkessian_faclor_report_riis.pd Плата обращения 09. 06. 2012).

2. Нефляшева Н. Черкесское национальное движение - общероссийский и международный контекст: общие подходы. URL: http://kavpolit.com /cherkesskoe-nacionalnoe-dvizhenie-vnutriros-sijskij-i-mezhdunarodnyj-konlekst-obshhie-podxody/ (дата обращения 30.05.2012).

3. Цветков О.М. Адыгский (черкесский) вопрос на Кавказе // Юг России: проблемы, прогнозы, решения. Сборник научных статей / гл. ред. - акад. Г.Г. Матишов. - Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010.

4. Суший С. Черкесский вопрос - основные проблемные зоны и их конфликтогенный потенциал (I). URL: http://www.kavkazoved. info/news/20l2/0l /06/cherkesskij-vopros-problemnye-zony-konfliktogennyj-potencial-i.html (дата обращения 23.03.2012).

5. Кушхабиев А.В. Деятельность черкесских (адыгских) общественных организаций по решению «черкесской проблемы» в начале XXI века// Известия КБНЦ РАН. -2011. № 6 (44).-С. 247-254.

6. Темиров У. Черкесский вопрос в России // Звезда, 2011. № 7. URL: http://maga7inesriiss.rU/7ve7da/20l I/7/tel7html (дата обращения: 27.09.2011).

7. Кеш Р. Что такое «черкесский вопрос-? // Черкесия - Адыгэ Хэку. URL: htlp://virt-circassia.ucoz.com/news/ chto_ takoe_ cherkes-skijvopros/2011-02-11-1142 (дата обращения: 27.09.2011).

8. Попов ЭЛ. Мифология геноцида, «черкесский вопрос» и планы Саакашвили //Интернет против телеэкрана. Информационно-аналитическое издание. URL: http: //www- с о n t rt v гп /со m m о n /4001 / (дата обращения: 27.09.2011).

9. Добаев И.П. Северо-Западный Кавказ в преддверии Олим-пиады-2014: геополитические аспекты информационной войны // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе информационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус// Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. -М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания, 2011. - 202 с.

10. Цветков О. «Черкесский вопрос*: этноидеологические вызовы гражданскому единству (I) URL: hup://www.kavka7oved. into/news/2012/02/06/cherkesskij-vopros-elnoideologicheskie-vyzovy-edinslvu-i.html (дата обращения 23. 03. 2012).

11. Власова E. «Черкесский вопрос» пока не угрожает проведению Олимпиады в Сочи, считают эксперты. URL: http://wvw.kavka/-ii7el .ni/articles/182443/ (дата обращения: 27.09.2011).

12. Патракова В.Ф., Черноус В.В. Историография, историческая память адыгов о Кавказской войне XIX в. и современные политические провокаторы // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе информационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус // Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. - М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания, 201 1 - 202 с.

13. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XV|-30-e гг. XVII в.). - М, 1963.

14. Смирнов Н.А. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях в XVI-XVI11 вв. - Нальчик, 1948.

15. Якубова И.И. Северный Кавказ в русско-турецких отношениях в 40-70-е годы XVIII века. - Нальчик: Эльбрус, 1993.- 158 с.

16. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е - начало 1770-х гг.). - Нальчик: Эль-Фа, 2001. - 412 с.

17. История многовекового содружества. К 450-летию союза и единения народов Кабардино-Балкарии и России. -Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2007. - 720 с.

18. Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис восточного вопроса в конце 20-х, начале 30-х гг. XIX века. -Майкоп: Меоты, 1994. - 328 с.

19. Дегоев В.В. Кавказ и великие державы 1829-1864 гг. Политика, война, дипломатия. - М: Издательский дом «Рубежи XXI-, 2009. - 552 с.

20. Касумов А.Х. Разные судьбы. - Нальчик, 1967.

21. Касумов А.Х. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международные отношения XIX в. - Ростов-на-Дону, 1989.

22. Касумов А.Х., Касумов Х.А. Геноцид адыгов. Из истории борьбы адыгов за независимость в XIX веке. - Нальчик, 1992.

23. Панеш А.А. Западная Черкесия в системе взаимодействия России с Турцией, Англией и имаматом Шамиля в XIX в. (до 1864 г.). - Майкоп: Изд-во МГТУ, 2007. - 240 с.

24. История Адыгеи с древнейших времен до начала XX в. В 2-х томах. Т. I. - Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2009. - 452 с.

25. Кудаева С.Г. Адыги (черкесы) Северо-Западного Кавказа в XIX в.: процессы трансформации и дифференциации адыгского общества. - Нальчик: ГП КБР РПК, Издательский центр «Эль-фа», 2007. - 304 с.

26. Чочиев Г.В. Северокавказские (черкесские) организации в Турции (1908-1923 гг.). - Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2009.-205 с.

27. Кушхабиев А.В. Очерки истории зарубежной черкесской диаспоры. - Нальчик: Эль-Фа, 2007. - 320 с.

28. Российский геноцид народов Северного Кавказа в документах кавказского национально-освободительного движения в годы Первой мировой войны (1914-1918). URL: http://kavkasia.net/Russia/ article/12S6946125.php (дата обращения 16.07.2011).

29. Авакян А. Черкесский фактор в Османской империи и Турции (вторая половина XIX-первая четверть XX вв.). - Ереван: Издательство «Гитутюн» НАН РА. 2001. - 421 с.

30. Kosok P. Revolution and Sovietization in the North Cau-casus//Caucasian Review. - 1955.-№. 1.

31. Хлынина Т.П. Становление советской национальной государственности у народов Северного Кавказа. 1917-1937 гг.: проблемы историографии. - М.: Издательство МГОУ, 2003. - 268 с.

32. Национально-государственное строительство в Российской Федерации: Северный Кавказ (1917-1941 гг.). - Майкоп: Издательство «Меоты», 1995. - 286 с.

33. Исторический очерк о горских народах Кавказа в период мировой войны. - Нальчик: КБИГИ Правительства КБР и КБНЦРАН, 2006.- 132 с.

34. Бурнацева Р. Черкесский вопрос: новое воплощение этнического национализма в России // Центр политических технологий nOJMTKOM.RU. Информационный сайт политических комментариев. URL: http://www.poliicom.rn/l 167 3.html (дата обращения: 27.09.2011).

35. Ozgur Е. The Norlh Caucasian and Abkhazian Diasporas; Their Lobbying Activities in Turkey // Caucasus Studies: Migration. Society and Language. Papers from the Conference, November 28-30 2008, Malme University. - Holmbergs. Malme. 2011. - 169 p.

36. Маркедонов СМ. С историей наперевес. Черкесский вопрос между Россией и Грузией // Россия в глобальной политике. URL: http://glohalaffairs.rii/niimher/S-istoriei-napereves-15288 (дата обращения: 27.09.201 1).

37. МЧА (1991-201 1): Сборник документов и материалов/ Выявление, составление, предисловие К.Ф. Дзамихова. - Нальчик: ООО «Тетраграф». 2011. - 464 с.

38. Берзегов М. Черкесский конгресс // CIRCASSIAN GENOCIDE. URL: http://www.circassiangenocide.org/tree/44/ (пата обращения: 27.09.2011).

39. Нефляшева Н. Сочи, черкесское национальное движение и Олимпиада 2014 года // URL: http://kavpolit.com/cherkesskoe-nacionaboe-dvizhenie-vnutrirossijskij-i-mezhdunarodnyj-kontekst-obshhie-podxody/ (дата обращения 30.05.2012).

40. Беслени ЗА. Черкесский национализм и Интернет. URL: http://www.e1ol.rn/main/index.php?option=com_contentAtask=view&id = 1795<emid=l (дата обращения: 14.10.2011).

41. Кушхабиев А.В. Проблемы становления и политизации деятельности черкесских общественных организаций в Турции // Известия КБНЦ РАН. - 2012. - № 2 (46).

42. Всемирный комитет солидарности с Республикой Адыгея (SWA) URL: http://advgea.narod.ru/analitic/swa.htm (дата обращения 09.08.2012).

38. Берзегов М. Черкесский конгресс // CIRCASSIAN GENOCIDE. URL: http://www.circassiangenocide.orc/tree/44/ (дата обращения: 27.09.201 1).

43. Маркедонов СМ. Черкесский вопрос между Россией и Грузией// Россия в глобальной политике. URL: http://gloha1arFairs.ru/ mim-Ьег/ S-istoriei- napereves-15288 (дата обращения: 27.09.2011).

44. Черкесы провели акции протеста в США и Турции // URL: htA://www .e1ot.nl/mflin/index .php?option= Am_conlenl&lask=vtew&id=350 (дата обращения 15.08.2012).

45. Мнение: Объединенная Черкесия даст толчок развитию народа. URL: http://www.elot.ru/main/index.php?option=c om_content& task=view&id=980<emid=92 (дата обращения 08.08.2012).

46. Шухов 3. Объединительный процесс черкесов (адыгов) сдвинулся с мертвой точки // Elot.ru Circassian cite. URL: hltp://www.elot.ru/main/index.php?oplion=com conlent.&task=view-&id= 1001 &Itemid=92 (дата обращения 08.08.2012).

47. Иванов П.М. Северный Кавказ: «партия войны» и интересы России - Нальчик: КБНЦ РАН, 1997. - С. 212-213.

48. Иванов П.М. Доклад на форуме «Общественно-политическая ситуация в Кабардино-Балкарской Республике и актуальные проблемы кабардинского (адыгского) народа*, г. Нальчик, 4 апреля 2009 г. - Нальчик, 2009. - С. 10-11.

49. Declaration of No Sochi 2014 Committee. URL: http://www- nosochi?014 com/campaien/decleration-ot-no-sochi-2014-committee.php (дата обращения 15.08.2012).

50. Бондаренко M. Адыги испугались слияния с Кубанью // Сайт Юг России. Инфо. URL: http://southru.info/l 148148042-tak-reshil-chrezvychajjnyii-sezd-cherkesskogo.html (дата обращения 08.08.2012).

51. Нефляшева Н. Где кровь черкесская текла... // Блог-пост Daniel Chadaev. Дневниковые записи. URL: http://danielchadaev.blogspoi.com/ (дата обращения 22.08.2012)

52. «Адыгэ Хасэ» Адыгеи поддержало идею объединения черкесов в единый регион // Кавказский узел. URL: http://www.ni.kavkaz-uzel.ru/articles/145993/7tull page=true (дата обращения 17.08.2012).

53. Гукемухов М. Черкесам нужен свой субъект // PRFSSMON.COM Архив прессы онлайн. Российские, европейские, американские и латиноамериканские СМИ. URL: hit р://www-, pre^s nion.com/cci-hin/press_view-.cg i7id~lS63433 (дата обращения 08.08.2012).

54. Мурат Берзегов: Мы как народ являемся субъектом международного права, на которое и опираемся // URL: http://www.e1ot.ru/maiii/index.php?option=coni content.&task=view &id=l 1l0&llemid=5 (дата обращения 08.11.2011).

55. Баранов А.В. Этнополитическая мобилизация черкесского движения в условиях подготовки к зимней Олимпиаде 2014 г. // Зимние Олимпийские игры-2014 в Сочи в фокусе информационных атак: сборник научных статей / отв. ред. В.В. Черноус // Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН. - Вып. 69. - М.-Ростов-на-Дону: Социально-гуманитарные знания. 2011.- С. 25-26.

56. Декларация самоопределения и государственности автохтонного коренного черкесского народа: нации в изгнании // Сайт Кавказский узел. URL: hi t р://www. kav ka 7-u/el rii/articles/196173/ (дата обращения 16.12.2011).

57. Zhemukhov S. Russia's victory could turn into defeat if it continues its neo-colonial policy. URL: http://www-.circassianw-or1d.cnm/ new/analysis/l583-russias-victory-could-turn-iiss-iv-zhemukhov.html (date of access 30.07.2011).

58. Хаиндрава И. Кавказский дом по тбилисскому проекту. Каковы цели политики Грузии на Северном Кавказе. URL: http://www.kavkazoved.info/news/20l2/02/25/kavkazskii-dom-po-tbilisskomu-proektu.-kakovy-celi-politiki-gruzii-na-severnom-kavkaze.html (дата обращения 23.03.2012).

59. Рябцев В. Хватит ли у Грузии и ее заокеанского патрона сил и средств, чтобы добиться бойкота или даже сорвать Олимпиаду в Сочи? (статья первая). URL: hup://w\vw.kavkazoved.info/news/2011/1 l/17/hvalit-li-u-gruzii-usa-sil-chtoby-sorval-olimpiadu-v-sochi-i.html (дата обращения 23.03.2012).

60. The Circassian Tool, by Sergey Markedonov. URL: http://www.circassianworldcom/new/headlines/l574-the-circassian-tool-by-sergey-markedonov.hlml (date of access 27.05.2012).

61. Маркедонов С. «Черкесский вопрос» и формирование нового статус-кво на Кавказе // Независимая информационно-аналитическая международная армянская газета «НОЕВ КОВЧЕГ». URL: hllp://www.noev-kovcheg.rn/mag/?01 l-11/?60Q.htm1 (дата обращения: 27.09.2011).

62. Mikheil Saakashvili addressed the participant of Munich security conference. URL: http://www.president.gov.ge/en/PressOlTice/ News?p=7327&i=l (дата обращения 19.08.2012)

63. Чухуа M. Геноцид черкесов - история проблемы, хроника событий, научное заключение. Исторический веб-сайт народов Кавка­за. URL: htlp://www.caiicasiishislory.com/inde\.php?act=newsAid=56l

64. Inal-lpa A. The Circassian question and Abkhazia: historical factors and contemporary challenges. URL: http://abkha7world.com /articles/analysis/S63-the-circassian-qiiestion-and-abkhazia-by-arda-inal-ipa.html (date ofaccess 24.05.2012).

65. Черкесов: Создание Совета черкесских организаций - первый шаг к единой организации адыгов в России // Адыги.ги Инфор­мационный портал. URL: http://advgi.ru/edelvevs/5967-cherkesov-sozdanie-soveta-cherkesskix-organizacij-pervyj-shag-k-edinoj-organizacii-adygov-v-rossii.html (дата обращения 20.08.2012).

66. Парламенту Грузии. От членов Совета Черкесских общественных организаций Российской Федерации. Благодарственное письмо. // Natpress.net. URL: http://la7are.rn/i ndex?php'.'option = com_content&task=view&id= l2S69&pop= 1 &page=459& ltemid=9 (дата обращения 15.OS.2012).

67. Эксперт: черкесское движение может найти новые ориентиры // ИА REGNUM. URL: http:/Avww regnum ni/newVpoHi/l543340.html (дата обращения 16.09.2012).

68. Жемухов С. Черкесский вопрос - репортаж из Турции. URL: htt p://www. natoress.ru/index .р hp? newsid= 7 594 (дата обращения 30.05.2012).

69. Жемухов С. Влияние арабских революций на черкесский мир. URL: http://natpress.net/indexphp''newsid=7421 (дата обращения 03.09.2012).

70. Экстренное заседание Совета черкесских организаций России // Circassian site Elot.ru. URL: http://www.elot.ru/main/ index. php?option=com_content&task=view&id=267 3& Item (дата обращения 09.09.2012).

71. Боров A.X. Современные адыги: культурно-цивилиза-ционные альтернативы и политический выбор (выступление на «круглом столе- «Абхазы и адыги на Кавказе: настоящее и будущее», Сухум, 11 июня 2009 г.) // Исторический вестник. -Нальчик: Изд-во ИГИ Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. -Вып. VIII.-С. 25-30.

72. Karadas Y. 21st Century is the last opportunity for Circassians. Circassianworld. URL: http://www.circassianworld.com/new/general/1497-21 st-centary-is-the-last-opportunity-for-circassians.html (date of access 18.08.2010).